Покаяние

Отпуск – это хорошо. И не только потому, что можно поменьше работать. Главное – не быть круглосуточной мамой. Можно позволить себе такое редкое удовольствие: приехать к родителям, на прекрасную старую дачу у Волги, и снова почувствовать себя девочкой. Дочкой!

Я оставила свою уже почти (по моему мнению) совсем (как она считает) взрослую дочь дома, на хозяйстве – кормить себя и кошку. Пока обе живы – с одной только что говорила по телефону, другая мяукала в трубку где-то рядом.

Это я не просто так, похвастаться. Вчера перебирала старые фотографии, которые папа подготовил для сканирования. Всё вперемешку – трехлетняя я, десятилетняя дочь, моя свадьба, первый день рождения в Макдональдсе (не мой), молодая блондинистая мама, совсем юный и очень худенький папа…

И «выпускная» фотография из детского сада: дочь в новом бархатном платье цвета морской волны с богатым белым воротником. Довольная такая, и с виду скромная, покладистая девочка.

На обороте – неожиданно – огромными печатными буквами: «ПРОСЦИЦИ ВОСПИЦАЦЕЛЬНИЦИ! И НЯНЬ ПРОСЦИ ДАША».

Звоню, с пристрастием допрашиваю. Да не помню я, говорит. Может, за то, что сломала мальчику палец?
А, точно, было дело, сломала. Не со зла – играли, устроили кучу-малу, детка моя пнула куда-то кого-то в экстазе, попала по пальцу. Меня вызывали в садик, Дашу показательно стыдили, на мамашу косились тоже – не воспитала дочь.

Агрессорша всплакнула, но было видно, что чисто для проформы.

Оказывается, тогда и стыд, и совесть ещё были.

Вот во втором классе, стукнув старшеклассника по голове мешком со сменкой, угрызений она уже не испытывала: «Он сам полез!» У парня закружилась голова, его отпустили с уроков. Сотрясения, к счастью, не было. Меня снова вызывали и стыдили.

Не страдала моя девочка от чувства вины и тогда, когда на уроке иврита в еврейской школе слепила из оранжевого пластилина небольшой мужской половой орган. Это уже в седьмом классе. (Ага, именно «уже»: 13 лет – самое время для эротической скульптуры.)

Меня вызывали на психолого-педагогическую комиссию. Спрашивали, где ребёнок в таком возрасте мог видеть оригинал. Видимо, получилось похоже. Улику мне, увы, не предъявили – уничтожили в спешке до моего прихода.

Слушайте, но какое же счастье, что моему ребёнку не придётся лет в 30 тратить деньги на психоаналитиков! (А если и придётся, то по другим причинам.) Какое счастье, что мы всё-таки не сумели внушить ей, что она кругом виновата.

Попробую считать это своим родительским достижением.

Другое дело – ответственность. Эта штука моей без пяти минут шестнадцатилетней дочери тоже не очень-то знакома. Но над этим мы работаем.